Дед - Страница 8

Кометы не было вовсе, у Подкаменной Тунгуски был чудовищной силы взрыв, следствие выброса гигантской силы в двойном жертвоприношении - Киндыров скидывал давление в себе, как скидывает его паровозный котел.

Безутешный вдовец выпросил направление у шпионской своей службы и уехал в Париж, где жил как уже ранее привык. Общался там и с русской богемой. На вечерах сидел тихо, где-то в углу. Считать его скучным мешало японское прошлое и загадочный флер службы. Мариночка Цветаева была с неделю от него без ума, оболтусы Бальмонт с Гумилевым не подавали руки и, эпатируя, убеждали всех в том, что он - черт. Пил он так же мало, играл редко. Отношения свои с девицами хранил в тайне, щедро выкупая у жандармов все более частые жалобы на садистическое свое с ними обращение.

Ожидаемая всеми, но внезапно началась война с Германией. Киндыров был отозван и трудился контрразведчиком в Ковно у Владимира Григорьева, так же бездарно, как и все те, кто окружал этого несчастного коменданта. Крепости, впрочем, не покидал до самой капитуляции, после которой как-то исчез. Был признан пропавшим без вести, что в аду ковенского котла никого не смущало.

Сам же долгой дорогой через воюющую Европу, а потом - неспокойные Турцию, Персию и Китай - отправился в Монголию, где и странствовал, терпеливо ожидая встречи с учеником в разрушенном мазаре.

Спиридон сидел на колючей кошме перед маленьким костерком, который с трудом отсылал свой хилый прозрачный дым к звездам через прореху в ветхой крыше мазара. За дымом перед ним сидел человек с темным лицом без возраста, курил длинную, пахучую папиросу и говорил:

- ...Вас, друг мой, учеником в полной мере я считать никак не могу. Да, вы - избранный. Ваши способности велики необычайно, и наставник вас научил всяким кунштюкам. Но ведь именно избранность ваша имеет целью не превращение в каму, но лишь слепое накопление знания и энергии. Вы - не более чем гальваническая батарея! Эдакий вещевой склад для того, кто придет после вас. И через вас. Поэтому вы незаменимы, увы. Из себя вы не представляете ничего - полнейший игнорамус, ванька. Я не могу вас ни заменить, ни уничтожить, но вы мне неинтересны. Моя сила многажды превосходит вашу, но сильнее я уже тем, что могу ее применить. Вы же не можете. Копите, копите неизвестно кому! Вот с ним бы я поговорил... Впрочем, нет, он будет заведомо сильнее, придется служить, а я люблю, чтобы служили мне. Вот вы и будете! Хозяйство все на вас, будете лечить местных обезьян, стучать им в бубен. И среди них нам надо собрать еще шесть человек. Мой Бог! Лет пять я здесь с вами разменяю. По России сейчас польется большая кровь... Сколько эманаций пропадет даром, таких полезных, вкусных! С другой стороны - с этими каннибалами можно и нарваться, заигравшись. Вот как наставничек наш. Шлепнули в спину пьяного, накокаиненного, вот и не уберегся. Может, и лучше здесь.

Через неделю полнолуние, как вы спускаетесь к духам? Рыба? Что за гадость! Впрочем, я давно уже не делаю для себя разницы между здешними барышнями с запахом, пардон, отовсюду и разной мелкой скотиной. После парижских-то этуалей! Да и скотину проще умертвить-с. Завтра прикажу местным, и будет вам рыба, хоть с Иртыша, хоть из Tихого океана - наслаждайтесь! Вот только время...

На главный вопрос вы мне ответить не можете. Кто придет после вас и когда? Увижу ли я его? Умирать я пока не хочу, а значит - не буду. Ясно, что это будет ваша кровь, но в каком поколении? Стоит ли его ждать или жить сегодня, сейчас? Я, знаете, могу стать властелином мира, как хотел Вильгельм, да куда ему... Но что все это по сравнению с Большой Водой? С деланием абсолютного конца всему? А знаете, я даже готов служить ему в этом. Чтобы видеть. Присутствовать! У нас еще будет время, вы должны видеть будущее - расскажете. Как жаль, что мне со всей моей силой этого не дано. Зато я могу вершить, а вы - нет. Я многословен, знаю, но - без малого год в этих камнях с дюжиной французских романов и граммофоном... Так надеялся, что вы окажетесь кем-то. Но раз так, то будете постигать... И впитывать здешние эманации - они очень хороши для таких как мы. Как жаль, что нельзя вернуться в пещеру! Стражи нас ждут… Но думается мне, что грядут большие подвижки, и, может, сгинут они, Стражи? А теперь приступим. Нуте-с, сейчас я остановлю ваше сердце...

Через три года они узнали, что Стражей больше нет. Пробиравшаяся в Монголию банда атамана Милютина зарубилась с ЧОНовцами как раз у Белого Ануя, и стойбище погибло. Не уцелел никто. Может, это была случайность. Рассказали алатайцы, добившие четверых последних раненых ЧОНовцев, бредущих на север.

Они собрали пожитки на двух яков, сбили полдюжины своих овец под начало семейства овчарок и ушли жить в извечный дом, пещеру Аю-Таш.

Пещеру эту искали многие. И в описываемое время барон Унгерн с озверевшей от своей и чужой крови армией бегал неподалеку, в Туве, от Яши Блюмкина с его 61-ой бригадой ЧОН. Оба искали пещеру. Унгерн, замеченный еще Жамсараном в девятьсот четвертом и после японской компании отправленный им же в монгольский филиал «Зеленого дракона», откуда барон вернулся Стражем, да не из простых, вообразил, что может уничтожить Аю-Таш раз и навсегда. За время существования пещеры барон был не сотым даже в этом намерении... Да и был он уже давно одержим духами, с которыми пошел на сделку сознательно, полагая себя в достаточной силе охраниться. Наивный! Хотел много: возрождения монархии и погибели большевикам и евреям, между которыми не делал разницы. Стражем, конечно, быть перестал, но получил нечеловеческую храбрость с нечеловеческой же жестокостью, да вместо разума - удачу. Оборвал ее Блюмкин, произнеся речитативом пару напевных фраз, которым научился в Палестине у одного любителя почитать на ночь книгу Зогар, и Унгерн получил пулю, как до того - Мирбах. Яша был талантливым автогеном и патологическим авантюристом, воображавшим себя воплощением абсолютного зла. Значит, надо было найти пещеру Аю-Таш и развоплотиться. А пока что он только вел себя соответственно - как абсолютное зло.