- Шаманы, спросите вы у меня? - Тыкал он сигарой в ничего не спросившего Спиридона.
- Шаманизм - суть понимание мира, в котором проживает шаман, и миров, так сказать, соседских. А шаман, он кто? Шаман является избранником духов. Это означает, что шаманами становятся не по своей воле, не вследствие обучения, а по воле духа, в него вселяющегося. Он опирается в первую очередь на индивидуальный опыт, который почти не накапливается в виде книг и канонов. Критерием истинности для него всегда являются индивидуальные переживания, личный его опыт.
Шаман, как правило, не может полностью контролировать духа, который в него вселяется или с которым он общается, - он служит скорее посредником при общении с духами, а иногда и следует воле духов. Он может изучать духа, опираясь на личный опыт, и составлять свои миры, которые, как правило, индивидуальны сугубо. Для вызова духа или общения с ним используются ритуалы камлания, когда шаман входит в транс или испытывает иные, странные белому человеку состояния. Во многих уездах для камлания используется бубен или такой вот варган...
Достал он из кармана железку на кости, потренькал.
- Или танцы и заклинания. Шаманы воспринимают мир как взаимодействие духов, и в этом мире большое значение играют всевозможные ритуалы: инициации, подношения духам, борьба с духами, а иногда и, простите великодушно, совокупление с оными, овеществленными в человеке, животном либо предмете.
Входя в транс, шаманы отправляются путешествовать в иные миры: нижний мир, мир духов загробных, верхний мир, мир богов, средний мир, мир духов близких, так сказать, домашних. Они могут отыскать душу больного, которая, как считается, заблудилась вдали от тела или была похищена демонами, доставить душу умершего к ее новому пристанищу, наконец, обогатить свои знания за счет общения со сверхъестественными существами. Вот как вы, хе-хе, со мной...
- Я не шаман, - oтветил Спиридон и неожиданно для себя спросил:
- А черные шаманы бывают?
Гаврила Васильевич закашлялся сигарой и глянул остро:
- Нету, батенька, в шаманизме эдакого деления на черное и белое, добро и зло. Он, шаманизм, - часть природы со всеми ее оттенками, и, как сама природа, даже сотворяя то, что мы считаем злом, - невинен! Что бы там ни трещал вам Победоносцев Константин Петрович, прости его, Господи, за глупость его!
Замялся, принял Шустовского, запыхтел сигарой сердито:
- Есть, правда, в нижнем мире эдакая как бы подклеть, для совсем уже вредных духов, так вот с ними иметь дело, а паче того из той подклети выпускать, - это для шамана непростительно. За это прочие, добропорядочные духи сильно накажут, да и свои же братья-шаманы со свету сживут, да не колдовством, а по-простому, по-варнакски - ножичком.
Впрочем, батенька мой, это все уже и не фольклор даже, а так, легенды-легендиссимы... Есть такое, что белому человеку ни за что не скажут, может и правильно. Вот мне один такой маг гадал на смерть - камлал, камлал, потом ну бормотать: «Коммуналка, коммуналка...» А что это - объяснить и не может. Да мне, верите ли, батенька, не сильно надо.
Спиридон чуть не произнес, что не коммуналка, а «Коммунарка», полигон на калужской дороге, в двадцати верстах от Москвы, и что присяжного поверенного там будут убивать, а с ним тысячи, многие тысячи... Но не скоро еще, через двадцать долгих лет. И тогда, уже старик, он вспомнит шамана-предсказателя и позовет, и шаман встретит его, упавшего в ров с пулей в голове, и проводит к тому тихому покою, который Гаврила Васильевич заслужил...
Спиридон просто вдруг узнал все это и, не удивившись, не сказал. И быстро забыл. У него как-то получалось быстро забывать.
Наутро попутчик вышел, не разбудив. А он спал опять, спал иногда по двадцать часов к ряду, видя во сне только снежную ледяную пургу. Так день сменял день: сон, еще сон, дежурная пожарская котлета в ресторане, вежливый разговор ни о чем на десять минут, снова сон. Ватерклозет.
Но всему приходит конец, и Барнаул встретил Спиридона видами того запустения, которое не часто встретишь в Центральной России. Все то немногое европейское, что можно было встретить тут, казалось лишним, смешным. Попыткой с негодными средствами. Ходили пьяные буряты, но и вокзальный городовой был сильно нетрезв. Задерживаться в городе на время большее, чем потребно на сборы в далекое путешествие, было вовсе не интересно. Да Спиридон и не смог бы.
В Барнауле близость к окончательной цели похода стала торопить его, теперь во сне он видел ледяную пургу уже в горах и знал, что в эти-то горы ему и надо. На сборы ушла неделя. Надо было отметить липовые свои бумаги, закупить выносливых коротконогих бурятских лошадок, чтобы в горах сменить их на яков. Палатки, продукты, оружие.
Спиридон был путешественником неопытным, но знания заменяло ему чутье, и оно не обманывало. Еще были нужны помощники, а с казаками связываться не хотелось. Дорого. Нашелся один обрусевший бурят, из непьющих, поэтому тоже дорогой, и один отставной канонир, уже после демобилизации объездивший все здесь в качестве охотника и проводника. Этот совсем уже обурятился, но водку пил. Спиридон соврал им что-то о военно-географических целях своей экспедиции, и те ему поверили, мало чем, кроме поденной своей оплаты, интересуясь.
С ними, на трех лошадях, держа еще трех под вьюками, и выехал Спиридон на Бийск. Дорога до него предстояла, по здешним понятиям, оживленная, да и недлинная - верст за сто. И прошли ее за два дня.
Потом десять дней шли на Акташ. В пути канонир врал уныло про поход свой в триста верст на реку Абакан, где в одном из сел свел он знакомство со ссыльным политическим мужичком, не видным, лысым и картавым, да шибко грамотным... Так тот, упившись, звал себя богом воды! Собирал в тайге мухоморы, варил их долго и пил отвар. Становился буен и запирался в овине, где писал какие-то бумажки. А так - тишайший человечишка, слушал себе граммофон, с детьми мелкими тетешкался... Зверей, однако, на охоте не добивал сразу, а долго перед тем мучил, за что и был не раз бит.